Египет, середина 19го века. Отрывок из книги Альфреда Брема (продолжение)

Пирамиды

        В этих постройках есть что-то необъятное; в них отражается фантазия древнего человечества. С этих каменных глыб, громоздящихся в небеса, на новых людей, сынов немощного века, веет древнейшими верованиями человечества, первотворческими силами, тиранией) власти и гордостью тиранов. Богумил Гольц 
        Это было 16 сентября. Нил в полном разливе, все каналы полны, поля затоплены. Ездить можно только по дамбам, возведенным между этими временными бассейнами; но погода стояла такая приятная, солнце так весело золотило громадную поверхность вод, мягкий западный ветер так хорошо раскачивал душистые вершины отягченных плодами пальм, что нас так и тянуло вдаль, к этим ослепительным каменным массивам, которые мы теперь видели беспрестанно, изо дня в день, но только издалека. Мы решили сегодня же посетить пирамиды.

        Один из наших новых знакомых, барон фон Вреде, приятный собеседник и провожатый, отлично знающий местность, взялся сопутствовать нам. Он помог купить необходимую провизию - вина, хлеба, мяса, кофе, свечей и прочее, заказал четырех крепких ослов и 3 часа в пополудни вместе с нами выехал из Булака. Путь лежал сначала на Старый Каир, куда из Булака ведет широкое шоссе, окруженное цветущими садами и плодоносными плантациями. У Старого Каира мы со всеми пожитками и с ослами погрузились на маэдиэ*. Заплатив, мы переправились к Джизеху. Животные, кроме одного осла, навьюченного палаткой, так привыкли к этому способу передвижения, что беспрекословно вошли в лодку; упрямого осла развьючили, двое сильных арабов схватили его за голову и за хвост и насильно повалили на дно барки.

* Для переправы с одного берега Нила на другой на всяком сколько-нибудь бойком месте находятся перевозочные лодки, называемые маэдиэ. Они принадлежат правительству и сдаются перевозчикам в аренду, с правом получать с пассажиров известную плату. Такса назначена с одного человека по 5 пара, за осла 10 пара, за лошака по полупиастру, за лошадь, быка или тюк товаров по пиастру, за верблюда по 2 пиастра. - А. Брем.

        В Джизехе погонщики накупили для себя хлеба и лука, а для животных - бобов. Затем по извилистым и глухим проулкам они вывели нас в поле. Тут мы увидели невдалеке величественные, всемирно известные сооружения; но пути к ним казались окончательно отрезанными. Разлив превратил в озеро все пространство, лежавшее между нами и пирамидами, и из этого сплошного моря воды там и сям виднелись селения или возвышенные дороги. Пробираясь окольными путями от одной деревни до другой, мы, наверное, проездили втрое больше обыкновенного пути, прежде чем добрались до пустыни.
        Поверхность воды оживлялась бес- численными стаями чаек и уток; в наиболее глубоких местах пеликаны охотились за рыбой, а аисты быстро удалялись, как только издали замечали приближение людей.
        Солнце давно закатилось, когда мы достигли подножия пирамид. При бледном свете луны они казались вдвое больше, чем на самом деле. Мы разбили палатку в пустыне, сгребли песок в кучи, наподобие постелей, накрыли их привезенными коврами, зажгли веселый костер среди палатки, и ночлег наш принял очень уютный и приятный вид. Однако барону Вреде показалось, что недостает чубуков и кофе, он спросил себе трубку и потребовал, чтобы приготовили кофе. Вдруг погонщик объявляет нам бедственное известие, что предмет наших желаний позабыт, оставлен. Велико было отчаяние, но утешение недолго заставило себя дожидаться. Нечувствительный к ударам судьбы, наш практичный проводник взял несколько бутылок привезенного вина и начал приготовлять глинтвейн. Напиток вполне удался и не замедлил оказать свое благотворное действие. Вскоре немецкие песни вырвались из палатки в вольную пустыню, а вслед за песнями и мы потянулись туда же. Выйдя из палатки, мы насладились всей прелестью этой чудной ночи. Исполинские здания магически освещались луной и мириадами звезд; свет их изливался на нас в своей неизменной чистоте, воздух был прозрачен и свеж. Спокойствие ночи обнимало пустыню; неслышно было никакого звука, лишь потрескивал потухающий огонь. Мы не спали почти всю ночь. Перед отходом ко сну барон несколько раз выстрелил из ружья, чтобы отбить у соседних арабов охоту к нечаянному нападению на наш лагерь.
        На следующее утро наш спутник разбудил нас до рассвета. Кругом все еще спало и покоилось в сумраке ночи. В палатке опять горел разложенный огонек; один из погонщиков тут же варил кофе - фон Вреде успел-таки в течение ночи добыть это необходимое снадобье.
        Утренняя заря алела над высотами Джебель-эль-Мокадама*. Вскоре она побледнела в первых лучах восходящего солнца, которые накинули розовую дымку на мощные громады пирамид. Солнечное тепло приятно действовало на нас после ночной прохлады. Позвали партию арабов, которые должны были поддерживать нас при восхождении на пирамиды; их начальник, или шейх, прикомандировал к каждому участнику экспедиции по паре дюжих людей и передал в руки нетерпеливых провожатых, с которыми мы начали восхождение.

* Горная цепь, идущая вдоль правого берега Нила, в переводе означает "вверх или вперед выдающиеся горы ".

        Прежде всего влезли на крутую и довольно высокую гору, состоящую из щебня и обломков; она то и дело осыпалась под ногами, влезать было трудно, и это стоило немало пота. Мы добрались до нынешнего подножия пирамид, и только стоя у одного из углов Хеопсовой пирамиды и взглянув вверх, могли дать настоящую оценку величию и громадности этих всемирных чудес.

Египетские пирамиды




        Можно принять за верное, что пирамида Хеопса теперь больше чем на 50 футов засыпана песком, и все-таки, по измерениям французских инженеров, высота ее равняется 460 французских футов. Каждая сторона имеет в длину 720 футов. Простейшее вычисление показывает, что эта пирамида занимает площадь в 518,4 квадратных фута, и, если принять все здание за сплошную пирамиду, не исключая пустого пространства, занимаемого малыми камерами и внутренними ходами, то кубический объем превосходит 90 миллионов кубических футов. Могучий дух народа, воздвигшего такие памятники, возбуждает удивление. Если сообразить, что огромные глыбы камня, употребленные для постройки, подняты на высоту по наклонным плоскостям, устройство которых значительно усложняло работы, то приходится допустить, что труднейшие из наших построек, невзирая на всю помощь, оказываемую нам силой пара и новейшей механикой, ничто в сравнении с этими исполинскими зданиями.
        Четыре угла пирамиды обращены почти точно к четырем странам света. Мы выбрали для восхождения северную сторону. Проводники вспрыгнули на нижние ступени, или уступы, футов в 5 вышиной, отсюда до вершины насчитывается 202 уступа, и стали тащить нас под руки. Через пять минут возникла потребность в отдыхе, а мы прошли не более половины. Еще 5 минут, и мы очутились на вершине Хеопса, то есть на площадке величиной в 400 квадратных футов. Площадка довольно ровная, только в середине несколько каменных обломков, исписанных именами, выступают из общего уровня. Я унес на память обломок крупнейшей глыбы.
        Утомленные восхождением, мы отдохнули, потом обратили взоры на ландшафт, расстилавшийся вокруг. Прежде всего внимание привлекала разлившаяся вода, над поверхностью которой выделялись, подобно цветущим островам, феллахские деревни и возвышались пальмовые рощи; затем глаза следили за серебристой полосой, извивающейся по зеленым лугам за священным Нилом с его селениями и тремя родственными городами: Булаком, Джизехом (Гиза) и Старым Каиром. Направо, вдали, расстилается необозримый пальмовый лес, из-за колеблющегося моря его зелени, точно скалистые острова из зеленых волн, выступают пирамиды Сакары; налево виднеется миловидная Шубра со своими свежими, ярко-зелеными садами и выбеленными сельскими домиками. А в самой середине картины красуется столица халифов, победоносный Каир. Он прислонился к горной цепи Джебель-эль-Мокадам, окружен пустыней, объят садами, нивами, пальмовыми рощами, селениями и тихим пристанищем мертвых, а над ним, подобно властителю на престоле, царит цитадель; минареты сияют в золоте утренней зари, легкий туман облекает все зрелище нежным покровом. Море жилищ человеческих раскинулось во все стороны, из среды их выплывают фантастические формы богато изукрашенных куполов. Наконец прямо под ногами виден наш маленький лагерь, по которому движутся люди, отсюда они нам кажутся не больше муравьев. Все это видно только с одной стороны, обратясь спиной к этой картине видишь совершенно другое, поразительно отличное. Тут всего ближе к нам две пирамиды - Хефрена и Микерина, затем лежащий в песке сфинкс и засыпанные песком гробницы мумий, а дальше, куда хватает глаз, сплошная пустыня: только и видишь волнообразные холмы желтого песка и серые глыбы камня. Здесь начинается царство "ужасающей, волшебной пустыни ", называемой арабами Сахарой, хотя по нашим географическим определениям Сахара начинается еще не здесь.
        Невозможно найти контраста более поразительного, чем тот, который представляет с высоты Хеопсовой пирамиды вид необозримых песчаных холмов Ливийской пустыни и зеленеющей долины Нила.
        Величественна панорама, открывающаяся с высоты пирамиды, но еще величественнее мысль, что стоишь на высочайшем здании в мире.
        Много арабов и феллахских женщин последовало за нами на пирамиду; все они принесли по кружке воды, которой предлагали нам утолить жажду за малое вознаграждение. Известное проворство здешних грациозных женщин удивило нас меньше, нежели та ловкость и меткость, с какой феллахи прыгали с уступа на уступ, чтобы показать нам свое умение лазать. Один из них взялся в десять минут перейти с вершины Хеопса не вершину Хефрена и, действительно, за два пиастра совершил этот удивительныйманевр *.

* Восхождение на пирамиду Хефрена было повторено американским писателем Марком Твеном, о чем хорошо помнили арабы-проводники еще в 1912 г. Трудности восхождения на пирамиду Хеопса, а в особенности спуск с нее, по обыкновению большинства туристов, Бремом сильно преувеличены.

        Для схождения с пирамиды мы избрали ту же сторону, по которой поднялись. Сходить несравненно опаснее и труднее, чем влезать: угол наклона сторон настолько крут, что падение угрожает жизни. Несколько лет назад один англичанин заупрямился и захотел обойтись без провожатых, но у него закружилась голова и он расшибся насмерть. С помощью наших арабов мы благополучно сошли вниз и, желая посетить внутренность пирамиды, немедленно отправились ко входу, который находился на 40 футов выше уровня песчаной равнины; однако первый поход до того утомил нас, что мы не решались тотчас предпринимать дальнейший осмотр и должны были предварительно отдохнуть. Исследователям, несмотря на многочисленные розыски, вход в большую пирамиду стал только тогда известен, когда случайно отпала огромная плита известняка, скрывавшая гранитные глыбы, которыми обложен внутренний ход. Тогда сняли часть стены, футов в десять толщиной, и дошли до маленького, узкого отверстия, которое под углом в 25 градусов ведет на 120 футов вниз. Стены этого прохода состоят из полированного гранита; в полу или почве для удобства ходьбы сделаны высеченные в камне углубления. У наружного входа помещена плита с иероглифической надписью в память прусской экспедиции.
        Мы вошли внутрь пирамиды с зажженными свечами. Острый, противный запах, происходящий от экскрементов летучих мышей (которыми изобилуют все египетские памятники), делает эту экскурсию в высшей степени неприятной. Чем дальше мы шли, тем больше испытывали затруднений. Совершенное отсутствие вентиляции, постоянная среднегодовая температура, которая здесь никогда не изменяется, и столбы пыли - все вместе стесняет грудь, да к тому еще приходится двигаться в узком и скользком проходе с величайшей осторожностью и в согнутом положении. Таким образом мы дошли до конца спуска, потом стали подыматься по такому же крутому ходу вверх, перелезая через несколько огромных каменных обломков, и вошли в третий ход, который, быстро повышаясь, становился все просторнее, и наконец привел нас в "царский покой ".
        Он имеет 32 фута в длину, 16 футов в ширину, 18 футов в высоту, стены выстланы громадными камнями, а посередине возвышается саркофаг 7 футов длиной и 3 фута шириной, который сделан из такого же полированного гранита, как и стены; когда по нему ударяют, саркофаг издает гудящий звон, который, многократно повторяясь под сводами покоя, напоминает звон колокола *.

* Саркофаг Хеопса был опустошен грабителями, вероятно, еще задолго до появления в Египте европейских археологов. Французская экспедиция 1799 - 1801 гг. нашла крышку откинутой и саркофаг пустым.

        "Покой царицы" помещается ниже, но во всем остальном совершенно сходен с первым. Кроме этих двух пустот, до сих пор найдены еще только две. Это комната, в которую влезают по ступеням, или, скорее, по деревянным перекладинам, вбитым в каменную стену, и глубокий колодезь, или шахта, которую успели исследовать на глубину 200 футов. Но пыль и духота до того утомили нас, что на посещение двух последних диковинок у нас не хватило любознательности.
        Две другие пирамиды не выдерживают сравнения с Хеопсовой: они далеко не так тщательно построены. На пирамиде Хефрена еще заметны остатки драгоценных плит из сиенита, гранита и порфира, которыми она была облицована. Некоторые полагают, что именно эта пирамида была отделана богаче всех. Высота ее не превосходит 400 футов; пирамида Микерина еще ниже.
        Бесчисленное количество разбитых гробниц, разрушенных стен, оконченных и неоконченных статуй, окаменелые кучи мусора и другие остатки древности со всех сторон окружают пирамиды. На юго-восток от Хеопса покоится могучий сфинкс, названный у древних египтян Хар-эм-Ху ("Гор на горизонте "). Его колоссальная фигура почти пропадает от сравнения с исполинскими соседями; песок, наплывающий с пустыни, угрожает вскоре совсем засыпать его, а от храма, открытого недавно между его передними ногами, не осталось никаких следов. Один ученый, исследовавший сфинкса, утверждает, что на груди его высечены греческими буквами две стихотворные строки, которые он разобрал и передает так:

Твое священное чрево положили здесь бессмертные боги
Для охранения земли, приносящей пшеницу.

        Лицо сфинкса не представляет теперь никаких признаков красоты, так часто восхваляемой древними летописцами: оно сохранило нубийский тип, но варварски изуродовано.
        Отсюда мы возвратились в свою палатку, около которой между тем образовался целый базар. Феллахи, живущие в соседних деревнях, натащили маленьких мумий и священных жуков, вылепленных из глины, а также множество черепов собственного изделия, которые они выдавали за черепа мумий и желали нам продать. За несколько пиастров, получаемых с европейца за подобный товар, эти бедняки роются в драгоценных художественных гробницах и вытаскивают оттуда трупы, покоившиеся несколько тысяч лет. При этом, конечно, случается, что феллах разбивает интереснейшие, драгоценные плиты, покрытые иероглифами; но это ему нипочем, он знает, что за награбленные сокровища искусства получит деньги, а до остального ему дела нет. Уже и теперь становится необыкновенно трудно достать какую-нибудь настоящую древность, потому что подобный промысел феллахов разорил большую часть гробниц. Нынче феллахи сами фабрикуют подобные вещицы; они вытачивают из камня жуков и изображения мумий, чеканят медные монетки, обертывают кусочки настоящего папируса простой бумагой, пропитанной кофе, для придания ей приличной желтизны, и все это сбывают тороватым англичанам. Они и с нас хотели взять очень дорого за свои товары, но фон Вреде дал им ровно в десять раз меньше того, что они запросили, и за эту цену достал у них все, чего нам хотелось.
        В три часа пополудни мы убрали палатку, в Джизехе наняли лодку и к началу ночи приплыли на ней прямо в Булак.